Очередь с китайскую стену длиной я видела у Aurora Concert Hall и раньше. Тогда, правда, туда стояли “вечно молодые и вечно пьяные” подростки.
“Ну это ж концерт Веры Полозковой, такого сейчас быть не должно”, – подумала я и ошиблась. На вход понадобилось минут 25 неторопливого движения пингвинчиком на морозе.
Еще минут 15 ушло на то, чтобы сдать вещи в холодный гардероб и освоиться в клубе. Благо концерт стартовал с 40-минутной задержкой.
Место – жуть. Скомканный ковролин, затертые до дыр диваны. В полумраке клуба места пришлось искать интуитивно. Пыталась спросить – бесполезно. Безучастный администратор кивает на официанток. Те зашиваются с обслуживанием других гостей.
У сцены партер. Ну как партер. Танцпол, напичканный до отказа пластиковыми стульями. Цена моего VIP билета 2000 руб. – один из самых недорогих. Места в партере, кажется, были по 5000 и даже 7000 руб.
Поднявшись в VIP зону на третий ярус, идеи возникло две: напиться и забыться, чтобы хоть как-то развидеть этот ужас, или пойти искать пожарные выходы. Я начала со второй. Можно назвать это паранойей, можно зрелостью и ответственностью за свою жизнь.
Именно поэтому на мне удобные джинсы вместо капрона 20 den, пуховик до колен вместо полушубка (и ведь не прогадала, отстояв очередь на вход), а во мне заранее съеденный хачапури. Бар с напитками я ищу после пожарных выходов. Помню хромую лошадь и понимаю – если вдруг чего, здесь никому ни до кого не будет дела. Интуиция, помноженная на опыт.
В туалете стараюсь не трогать ничего руками и не думать о том, сколько человек накануне сношалось и блевало за этой раздолбанной дверью.
Нахожу бар. Прошу бокал сухого. К бармену с чайником подходит девушка:
– Можно долить кипятка?
– Да, но только 1 раз.
Минут через 40 после заявленного начала начинается концерт. И да, не считая его быстротечности, он был хорош. Стихи про жизнь и смерть, смыслы бытия, “мастерство поддержанья пауз”.
решишься – знай: душа одноэтажна,
и окна до полу, и мебели почти
что нет. терять естественно и важно,
иначе будет некуда найти.
увидишь: все начнут из ужаса глухого
то призывать, то клясть свой будущий уход.
и ты умрешь, и ничего плохого
поверь, при этом не произойдёт.
природа вообще не копит за квартирой
ни сплетен, ни людей, ни пауз, ни причин:
носи себя пустым, ходи и резонируй.
записывай, где хорошо звучим.
“В постсоветском детстве мы привыкли, что ничего не дается легко, – говорит Вера. – Через кровь, ад, скорбь. Тогда этим можно гордиться”. Сложно не согласиться.
В зале молодые люди. Взрослые глаза. Зрелые стихи. На сцене Вера. На экране медитативная, уводящая в легкий транс анимация. Играет музыка. Ей в унисон в зале то и дело пищат платежные терминалы. Считываются рубли. Под лестницей пряностями и дешевым табаком пыхтит кальян.
Я люблю стихи Веры. С ее «может быть по-другому» начался мой блог, если не сказать, новый этап жизни. Но контраст творчества и окружающего контекста не дает покоя. Размышления о высоком и повседневном, вечном и бренном во мраке, затхлости, грязи… Возможно ли подлинное и чистое в столь низменном и грязном?
Клуб черной дырой поглощает людей и деньги. Тем, кто по ту сторону воронки, надо зарабатывать. Дыра вбирает, и не отдает. Не делится. Делится Вера. У Веры на руках грудной ребенок и талант. Вера его проводник. Чего-то, что приходит свыше, но полностью ей не принадлежит. Просто она филигранно облекает это в буквы, слова, звуки и ими делится.
За этим приходят люди. Слетаются, как мотыльки на свет, который нынче в дефиците. Почему? А фиг его знает. Энергии дефицит. Чистоты. Света. Подлинности. Жизни.
Потому что у нас что ни вдох, то гнев, боль или страх. Что ни поворот, то зажим. Страх. Грязь. Живем во тьме и слетаемся с разных концов города и зала к свету. Кто погреться, кто порезонировать и подышать в унисон, кто заработать.
Через два часа, подышав и порезонировав, я выдвинулась из полумрака на морозный воздух. В промозглом гардеробе девушка продавала фото с автографами Веры в розницу. К выходу из клуба с видом на ночной город уже слетались светлячками внезапно подорожавшие такси.
