Как мы не доверяем себе, другим и учим детей тому же. Пост по мотивам похода в поликлинику с трехлеткой и грудничком.
«Ну ее эту мочу и кровь для медосмотра», – решила на ночь глядя я. Сдадим потом, не страшно. Жирная голова и несколько ночей без сна – вот что страшно. И кровь из пальца у трехлетки, когда рядом грудничок, тоже. Кто будет орать громче: Алёна от испуга, я от бессилия, Ярослав от боли? Делаем ставки, господа!
Утром, как назло, все проснулись рано. Голова уже не казалась такой жирной, а поход в поликлинику критичным. За два часа уложимся. Отправив с папой старшего в сад, принялись за дело. Ярослав со второго раза пописал в банку. Настоял, чтобы содержимое было напрямую от производителя, не из горшка. Еще час ушел на сборы.
В поликлинике он гордо поставил стаканчик на столик медсестре. Затем пошли на сдачу крови. Коридор пустой. Медсестра помнит Ярю еще грудным со времён патронажа первого года. Приветливая. Однако у кабинета Ярослав просек, что дело пахнет спиртом. Попытался удрать. Поймали. Счет пошел на минуты. Кортизол уже выбросился в кровь. Уговоры 100% не сработают. Отвлекать бесполезно. Нужно делать процедуру быстро.
Иногда мне кажется, что в родителях моих лет есть базовая прошивка из сериала «Бригада». Бэкграунд детей из 90-х, где рингтоны для Nokia 3310 покупали по смс. Донести идею за десять бесплатных секунд был такой же важный навык, как нынче иностранный для грудничка.
Когда наш самоконтроль ослабевает (стрессонули, не выспались, устали), базовые прошивки теснят книги о ненасильственном общении и прочую «чушь» миллениалов. Проявляются стойкость, хладнокровие, забота о близких, жестокость и бесстрашие: «И за все, что мы делаем, отвечаем тоже вместе. И во всем этом прикрываю вас я!»
Алёну посадила рядом с собой на пол. Орет. На колени – Ярослава. Зафиксировала руки. Медсестре говорю: «Работаем!»
Антисептик. Укол. Кровь пошла. Медсестра набирает. Ярослав вырывается. Пробирка падает. Набирает снова. Алёна орет. Ярослав орет. Рука в крови. Стол в крови. Заматываем палец. Занавес. Все на выход!
Вывожу всех в гардероб. Мафия засыпает. В город возвращаются популярная психология и теория привязанности.
«Обидно?» – спрашиваю у Ярослава.
«Нееет!»
«Больно?»
«Дааа!»
«Не выдумывай! Не больно», – звучит незнакомый голос. Рядом сидит мужчина с девочкой лет пяти.
«Вон у нее брали из пальца и из вены. Не плачет».
Девочка действительно не плачет. Прильнула к мужчине. Смотрит в одну точку. Почти не двигается.
«Один прокол не значит не больно», – пробурчала я, одевая одного за другим детей. Моя лимбическая система все еще орет. Орут дети. Я просто побыстрей хочу прекратить все это, но не ценой бесчувствия.
Если убеждать ребенка день за днём «не больно», он поверит. Уйдет немало лет, чтобы понять, на самом деле взрослые ему врали. Возможно, они сами не могли переносить свою и чужую боль. Нам не верят. Мы не доверяем себе. В итоге не умеем через это проходить.
Да, нам иногда бывает больно. Даже если кому-то кажется, что нет.
Да, телу можно верить. У каждого свой болевой порог.
Да. На свои переживания и боль мы имеем неотчуждаемое право.
Ярослав все еще ревет. Гардеробщица пытается развлечь и поддержать. Я обещаю поход на детскую площадку. Стараюсь дать ему время.
«Больно?» – спрашиваю.
«Дааа…»
Усаживаю всех в коляску. Выдвигаемся. Алёна засыпает. Яря затихает. Покупаю большой леденец Вилли Вонка. Играем на площадке. Кормим уток. Солнце слепит, но не греет. Руки быстро холодеют на ветру. Снимаем с пальца прилипшую вату. Местами отдираем.
«Больно?»
«Нет»
«Ну и отлично. Верю».
